"Бунт в зоне", творчество Александра Теущакова Опции Подписка на тему Сообщить другу Версия для печати Скачать тему Подписка на этот форум Режимы отображения Древовидный Переключить на: Стандартный Переключить на: Линейный

[sanek]

Александр Теущаков
Из лагерных рассказов о Соликамской тюрьме.

В Белом лебеде.

Получив пятнадцать особого режима Сергей Крутов по началу был отправлен во Владимировскую тюрьму для отбытия первых пяти лет.
Начальник тюрьмы и главный опер сразу определили его на год в одиночную камеру . Так в открытую и сказали ему" Чтобы не мутил воду".
Первые три месяца отдыхал душой, приводил мысли в порядок. Затем изрядно поднадоело в одиночестве и решил заняться чтением литературы.
Варвара Филипповна – библиотекарша всегда подбрасывала хорошие книги. Читал в основном приключенческие романы. По тюрьме гуляло несколько романов А. Дюма, которые зачитывались заключенными "до дыр".
Бывало, на прогулке слышишь через стены:
-Это, пять-один , когда добьете "Графа Монте-Кристо?".
- Серый, чуток осталось, завтра через Варвару передадим.
-Смотрите, протянете, я тогда "Графиню Монсоро" в другую хату передам.
-Не-не! Крут! В натуре передадим. Братан, нам в первую очередь, как договаривались.
Однажды Варвара Филипповна принесла Сергею книгу о пиратах Р. Штильмарка "Наследник из Калькутты". Крут никогда в жизни не читал таких приключенческих романов. Он проглотил ее за полтора дня и в добавок получил рецензию о книге от библиотекарши, что автор романа написал свое произведение, будучи, находясь в заключении.
Крут был поражен мастерством Штильмарка.
Чтобы не застаивался организм, Сергей занимался зарядкой, упорно отжимаясь от пола и приседая до изнеможения.
Как – то Крута вызвал к себе кум и начал прощупывать его на предмет "стойкости", может вор изъявит желание после отсидки в одиночке восьми месяцев отойти от воровских принципов и отказаться от воровской короны… После чего утер со своего лица смачно запущенный Крутом плевок.
Посадили уже по счету третий раз в карцер. Наезды оперчасти продолжались до тех пор, пока Крута не определили в другую крытую тюрьму.

"Столыпинский вагон", плелся в самом хвосте состава, перевозившего багажные грузы. В нем и содержали вора в законе Крута, которого этапировали к его месту временного пребывания - в Соликамскую тюрьму ВК-240/2.
Для Сереги Крута не было тайной, что представляет из себя данный острог.
Если судить официально, то власти называют его ЕПКТ , куда со всего союза сгоняют воров в законе, отрицал и воров – рецидивистов. Зэки же называют тюрьму - всесоюзным БУРом.
"Белый лебедь-это последнее пристанище самых отпетых уголовников страны",- так выражалось тюремное начальство, принимая очередных этапированных сюда заключенных.
А для "спецконтингента" это была не просто тюрьма, а место земного ада, который создали не "черти", а обыкновенные люди в погонах.

Здесь власти решили напомнить бродягам
Про Ад на земле, где сгорает душа
И выстлав в крови все пути бедолагам
Сплоченную веру на части круша.

Там белые стены, снаружи на воле,
И лебеди в камне застыли навек
Стоят во дворе, они тоже в неволе,
Как тот, сотворивший их человек.

Четыре зэка на двенадцать квадратов,
В глазах настороженность, на сердце тоска
Здесь пытки и ломки в почете у гадов,
Которых в прессхату согнали сюда.

Белый лебедь, отмечен крестами
В лихом лихолетье, свой след начертав,
Где Вася Бриллиант был удушен ментами
Корону свою, так властям и не сдав.

Забудем на время все распри и ссоры
Помянем несломленных духом людей,
Не многие в жизни бродяги – бесспорно!
Дожили до наших, безоблачных дней.

После 1980 года по указу генерал - майора Сныцерева, возглавлявшего управление Усоллага , был создан транзитно – пересыльный пункт при ИТК-6
Своеобразный концентрационный Советский лагерь для уголовных преступников, где отсортировывались лица - воры в законе отдельно. Рецидивисты тоже, от основной массы зэков.
Во многих пересыльных тюрьмам Круту доводилось слушать разные истории из первых уст. В Белом лебеде шла настоящая "ломка" уголовных авторитетов и "отрицал".
Бывалые люди сравнивали это положение, схожее по своим принципам с существованием насекомых. Например пауков. Это надо же было Советской власти догадаться о таком методе "перековки" воров, превращая их в послушную, безропотную и работоспособную рабсилу. А принцип заключался в том, что самых отъявленных отрицал, сажали в одну камеру и методично создавали невыносимые условия для пребывания в ней. Выживали только сильные, как и пауки – сжирая, поедая друг друга, а в конечном результате выскакивал с этой мясорубки только волевой, сильный духом арестант, которому уже потом не был страшен и сам "черт".Но это еще пол – беды, практиковались прессхаты, куда сгоняли тех – же сломленных бывших воров.
Последней новостью, будоражащей умы "непокорных", было известие о смерти знаменитого вора в законе Васи Бриллианта, который по невыясненным причинам скоропостижно скончался после двух дней прибывания в тюрьме особого режима. Это произошло в 1986 году.
Крут, тщательно готовился к предстоящей "ломке", он знал, что оперчасть и режимка обязательно подыщут ему "особую" камеру, где его – вора в законе попробуют "уговорить" отказаться от воровских идей.
В таких условиях полагаться на собственные силы может только умный и дерзкий человек, способный дать отпор беспредельщикам-зэкам, подкупленных тюремным начальством.
Но тщательный шмон исключает пронос в тюрьму острорежущих предметов, и рассчитывать придется только на силу и ловкость своих рук и ног.
Много дней и ночей он стачивал о бетонный пол рельефные изображения на двадцатикопеечных монетах, превращая их в гладкие металлические бляшки. После этого сделал на них по два отверстия, пробив гвоздем. Затем затачивал их до идеальной остроты. Если крепко зажать такую пластинку между главным и указательным пальцем, то она превратится в опасное оружие, которое способно вскрыть не только вены, но и горло противнику.
Крут размял кусок хлеба, превратив его в тесто, добавил пепла от сигарет, отчего тесто стало черным и закатал в него пять блях по отдельности, предварительно просунув в отверстия две тонкие спички. Когда тесто засохло, он обточил бляхи, уже напоминавшие по своей форме пуговицы и до блеска отполировал их, затем пришил все пять "пуговиц" к куртке, которую разрешалось иметь среди личных вещей.
Бывалые люди подсказали ему, как в Белом лебеде можно "проскочить" флокс . Заплатив хорошую сумму кое-кому из тюремной охранки. В каждой смене надзирателей были типы, не брезговавших мздой. Не смотря на жесточайший отбор среди сотрудников тюрьмы, находились такие, через которых удавалось пронести в камеры запрещенные предметы.
Подполковник Глинский, начальник оперчасти Белого лебедя, внимательно изучив дело Крутова, обратился к нему с вопросом:
- Кто и где короновал тебя?
-Я обязан отвечать на твой вопрос,- Крут, старался держаться независимо.
-Мне необходимо знать, в какую камеру тебя направить. Может быть ты самозванец. С тебя спросят авторитеты, а мне потом отвечать за тебя.
-Слышь, ты, что под полковником ходишь! Я похож на узбекскую тюбетейку?
Глинский поднял брови от удивления.
-Крутов! Не борзей!
-Начальник, ты мне по ушам – то не езди, я, что не вижу, что ты мне слюнтявку пробрасываешь.
- Прекрати выражаться по "фени" и отвечай на вопрос. У кого в положенцах ходил?
- У Леньки Брежнева. Знал такого босяка?- не моргнув съязвил Крут.
-Знал, знал! – Ответил Глинский с ехидцей,- теперь я знаю, в какую хату тебя запереть.
-Ну, и в какую?
-Там где сидят отличники производства, звено Коммунистического труда,- ухмыльнулся подполковник.
- А не боишься, что такой тип, как я, дезорганизует твое звено и сделает его неработоспособным.
-Да, я вижу наглости тебе, не занимать, но что ж…
Как говорят "цыплят по осени считают",- и нажал кнопку звонка.
Дверь открылась и на пороге кабинета стояли охранники в форме.
-Куда его? Спросили вошедшие,- в одиночку?
-Перебьется, хоть он и вор, ведите его в двадцатку, шмон, с двумя повторами и все личные вещи отнять. Пусть каптер выдаст ему робу.
-Э-э! Мы так не договаривались,- возмутился Крут,- я уже прошел шмон и баул мой уже обшманали.
-Что стоим? Приказ ясен! – Строго обратился Глинский к офицерам.
Крута увели, даже не дав ему повозмущаться до конца. Ведь все вещи и в том числе куртка с "особыми" пуговицами осталась у кума в кабинете.
Камера, куда его определили, была прессхатой, закрепленной за оперчастью. Конечно, для Крута было неизвестно о статусе данных зэков.
Шесть нар, пристегнутых к стенам в дневное время, большой стол, две лавки и параша - туалет справа в углу камеры.
Десять пар глаз вперились в Крута, когда он вошел и спросил, куда положить остатки вещей. Не услышав ответа, Сергей поздоровался и повторил вопрос:
-Братва, куда бросить шмотки .
-Ты кто? – спросил его здоровенный амбал. Похоже он был в хате за главшпана, потому как все остальные сокамерники взглянули на него, как бы спрашивая "Что с ним делать?".
-С Владимировского меня пригнали, погоняло мое – Крут. Три года в положняках отходил. Коронован в N-ке.
-Кто порученцы? – спросил Лось, тот, что был главным в хате.
-Аркан, Паша Гром и Мераб. Эти имена вам о чем-нибудь говорят?
-Что ты лепишь! Аркан давно уже боты завернул, - окрысился на Крута Святоша, еще один их сокамерников.
-Да живой он! Это мусора его похоронили.
- А нам другую рассказуху о нем подогнали, что, мол, развенчали твоего корешка и на сходняке приговорили.
-И вы верите этой шняге!? Аркан, босяк еще старой закалки, у него корешей по всему Союзу, как грибов в лесу.
-За что купили, за то и продаем,- смягчился Лось,- А где шмутки твои?
- У кума в кабинете остались. Сука, решил меня на прочность прощупать.
- Ну и как? Промацал он тебя, - спросил Святоша.
- Это, братва, может, представитесь, а то я не в понятке, с кем базар веду.
-Потом узнаешь. Хата чистая, не запомоешься,- ответил Лось,- у тебя филки есть? – Спросил он Крута. - Попробуем твой баул вернуть.
Серега кивнул головой и взяв тазик, стоявший под бачком для питья воды, установил его на каменный выступ параши. Засунул два пальца в рот и искусственно вызвал рвоту.
Сокамерники заулыбались – с этой примочкой им приходилось сталкивать не раз. Бывалые арестанты умело сворачивали деньги в "кубик" и заглатывали перед шмоном, а потом, выворачивая нутро, освобождали его от надежно укрытых денег.
Крут осторожно выудил из таза пять кубиков и промыв их под проточной водой прошел к столу. Бережно, чтобы не порвать, развернул двадцатипятирублевые бумажки, что в целом составили сто двадцать пять рублей.
- Сколько нужно, чтобы мусоров зарядить?
-Полтинника хватит, - ответил Лось.
На следующий день, пришедших с прогулки заключенных ждал вещмешок, принадлежавший Круту.
" Однако все у них здесь заточено",- подумал Крут. Первым делом он достал одежду и скинув с себя казенную робу, одел "реписовый" костюм, убедившись, что пуговицы на месте. Выложил папиросы, сигареты, поделился с сокамерниками, кинув им по пачке.
- Кидай все на общак, все равно отаварки не скоро тебе видать. Крут выложил все курево, оставив себе пару пачек.
-Что, в натуре кроишь, выкладывай все, - произнес с ехидой Сутяга, который в камере был, что-то вроде шестерки у Лося.
- Ты это мне говоришь?! Чудо брыластое,- одернул его Крут,- упал на лавку и не суй свой шнобель в мой сидор.
-А не много ли на себя берешь? А Крут? За базаром следи, - Лось поднялся, за ним последовали все четверо сокамерников.
- Вы что, братва, не по делу наезжаете. Я вам что, сявка какой, чтобы на меня полкана спускать. Крут тоже поднялся и продолжил:- О-о! Да я вижу у вас ко мне претензии. Что побазарить захотелось? Сдается мне, что не по понятиям арестантов принимаете. Да и вообще! Кто вы такие?
Лось прищурил глаза и выпятив нижнюю челюсть произнес:
- Завтра узнаешь, вор Сибирский,- и гневно зыркнув на сокамерников, добавил, - разбежались по углам, а то сейчас мусора "запикуют ".
Крут лег после девяти вечера, когда отстегнули нары от стен, отвернувшись лицом к стене. Место ему досталось пока на втором ярусе. Он отвернул две пуговицы и надкусил их. На кусочки разлетелось затвердевшее хлебное тесто. Серега приготовил две заточенные до остроты бритвы пластины и делая вид, что заснул, всхрапнул несколько раз.
Резкий удар по голове заставил Крута вскочить на ноги и добавить боль, ударившись о своды потолка. Перед глазами все поплыло, но времени прийти окончательно в себя не оставалось. Он увидел как трое держали что-то в руках, напоминающее пращу. Крут догадался – завернутые в полотенца кружки, наполненные солью. Святоша размахнулся и со всей силы ударил Серегу по ноге.
Нестерпимой болью полоснуло по всему телу и дошло до мозга. Опять в глазах помутнело.
-" Похоже это козлячья прессхата",- думал он, перепрыгивая на соседние нары. Но там внизу, его уже ждал Лось с тазом в руках.
-Ну, Суки! – Выкрикнул Крут и бросился со вторых нар в гущу напавших на него козлов.
Первому досталось Святоше – удар заточенной пластиной пришелся ему под левый глаз, распластав при этом мочку носа. Кто – то успел ударить Крута по левому плечу кружкой и он падая успел зацепить еще одного гада, распоров ему сбоку шею.
Когда упыри в погонах открыли дверь, то их взору открылась нелицеприятная картина – Крут лежал на полу весь в крови, "прессовщики" пинали его по всему телу. Двое сидели тут же на полу и содрав с постелей простыни старались унять кровь, сочившуюся из глубоких порезов.
Менты приказали двоим из хозобслуги уволочь бесчувственное тела вора в отдельную камеру – карцер и бросили его там на холодный бетонный пол.
На следующий день, карцер посетил Глинский и посмотрев на скорчившегося вора, усмехнулся и проронил:
-Да, двоих работников ты вывел из строя, но спешу тебе сообщить, что сегодня в третью смену ты будешь "занаряжен" на работу. Выходить не нужно, к тебе сюда принесут работу, так что, не сделаешь нормы, продлю тебе срок пребывания в карцере. И зло ухмыляясь вышел.
Сидя у себя в кабинете Глинский уже отчитывал смену контролеров, принимавших Крутова в тюрьму.
- Где ваши глаза были, недоноски! Как он мог пронести режущие пластины?
-Товарищ подполковник, мы самым тщательным образом осматривали его самого и вещи. Даже заставляли его присесть раз десять. Ну, не мог он протащить в камеру "заточки".
-А это что по вашему? Хрен на постном масле! - Бросил он на стол две заточенные монеты.
Контролерам так и не удалось объяснить начальству, как все – таки вор пронес в камеру острые предметы.
Крут лежал с закрытыми глазами, боясь, лишний раз сделать движение, по всему телу невыносимо пробегала боль. Особенно болела голова с правой стороны. Он нащупал большую шишку, следствие удара кружкой. Одно его успокаивало, еще три пуговицы находились на месте, видно менты в "запарке" не успели раскусить его. Он скрутил пуговицы, освободив их от затвердевшего теста. Осмотрел всю камеру. Железный стол, видно вделанный в бетонный пол, такая же табуретка. Нары пристегнуты.
Протянул руку и стал запихивать одну из пластин между уголком нар. Долго не мог найти щель, но, в конце концов загнал монету. Вторую положил в самый угол на пол. Третью сунул в карман куртки. Знал, что скоро менты прибудут со шмоном.
Глинский повертев в руках круглые заточки, пристально вгляделся в них и его озарило. Он тут же нажал кнопку звонка. Подполковник протянул вошедшему прапорщику монету и спросил:
-На что похоже? Тот повертел ее в руке и заметив две дырки, сказал:
- Да вроде, как на пуговицу.
-Так что ж ты стоишь здесь, а не наводишь шмон у этого вора. Ну- ка быстро к нему, и переверните мне все там верх дном, но остальные пуговицы чтобы лежали у меня на столе.
Крут вовремя спрятал пуговицы. Дверь моментально открылась и его первым делом раздели до трусов, сняв с него даже майку. Превознемогая боль он вышел в коридор. Смена перетрясла всю одежду и обнаружила еще одну заточку, в кармане штанов другую нашли в углу на полу.
Его били, допытывались, где еще одна пуговица. Состояние и вид избитого арестанта нисколько не смущал "чертей" из "адской" тюрьмы. Сколько через этих "воспитателей" прошло заключенных, можно было только догадываться. Крутова снова забросили в камеру и оставили в раздетом виде на ледяном полу.
Глинский остался доволен осмотром карцера, но пожурил контролеров за то, что не нашли последней заточки. "Хотя",- как рассудил он, она могла оторваться и во время драки. Но осмотр прессхаты ничего на дал – пуговица, как сквозь землю провалилась.
После отбоя отстегнули нары и Круту закинули матрац и одеяло со сплющенной подушкой. Он с блаженством упал на нары и провалился в сон. Проснулся, вспомнил, что с ним произошло и, первым делом нащупал монету между уголком нар. Долго не мог выцарапать ее из щели и наконец – то вытащил.
Заложил за щеку и задремал. Очнулся от того, что кто – то выхватив из под его головы подушку, принялся душить его. Руки у Крута были накаченные, недаром он во Владимировском централе делал по сотне отжиманий. Как ни странно, но боли в своем теле он не почувствовал. Схватил за запястья напавшего на него и что есть силы отшвырнул того в сторону. Им оказался Лось, он ударился боком об угол железного стола и закрутился юлой от боли. Второй заключенный попытался ударить Крута каким – то предметом, напоминающим палку, но вор парировал удал рукой. Сергей моментально схватил себя за щеку и зажав монету в пальцах правой руки со всего размаху удалил Лося в область шеи. Тот сначала не понял в чем дело. Но когда догадался, что ему располосовали горло, с диким рычание кинулся вон из камеры. За ним последовал и другой. Контролеры решили добить вора и втроем ввалились в карцер. Крут гаркнул на них:
-Ну что, мусарня драная, крови моей захотели? На - те! И полоснул себя заточкой по венам. Развалилось пока еще обескровленное мясо. Тут же следом фонтанчик крови брызнул из раны. Крут неистово бил себя по руке. Затем полоснул по груди от плеча сверху вниз. Даже повидавшие на своем веку всякого, охранники оторопев отступили назад. Никому не хотелось стать жертвой разъяренного заключенного.
Крут стоял и зловеще улыбался. Он наслаждался тем, как эти упыри при виде его крови испугались и продолжали бездействовать. Он сделал шаг к ним, но дорогу ему преградил большого роста капитан. Тот размахнулся и ударил вора по голове дубинкой. Сергей сделал еще один шаг и как подкошенный рухнул без сознания лицом вниз.

[sanek]

Глава из 2 книги "Путь Черной молнии

Начальник зоны бросает вызов системе ИТУ

Новое назначение.

Однажды Василия Семеновича Бортникова вызвал к себе начальник управления ИТУ. Разговор состоялся с глазу на глаз. Полковника и раньше приглашали два раза, но тогда его пытались направить в определенное русло по его работе. Слишком мягким он себя показал в отношении своих подопечных. Кто - то из сослуживцев обходя начальника учреждения Игоря Ильича, донес на Бортникова, что он ведет неправильную политику "воспитания" осужденных. Находясь на "ковре " Василий Семенович твердо отстаивал свои позиции и количество скептиков немного поубавилось после его объяснений.
"Что на этот раз преподнесет мне Зубрицкий"– подумал он, открывая дубовую, высокую дверь кабинета начальника управления.
– Проходи Василий Семенович, садись. Можешь не гадать, зачем я тебя пригласил.
– Китель снимать, а то как - то неудобно "холку" расчесывать будет,– пошутил полковник.
– Не стоит, на этот раз обойдемся без намыливания. У меня к тебе есть предложение. Как ты посмотришь на то, чтобы сменить место работы?
– Ну, вот Алексей Иванович, а говорил, что обойдемся без эксцессов.
– Ты неправильно меня понял, я хочу предложить тебе перейти на другую работу в качестве начальника учреждения.
– Это куда же? – изумился Бортников.
– В ИТК-2, там образовалась вакансия на это место.
– А что с Реутовым? Как я помню, в данной колонии общего режима он пребывает начальником.
– За последние годы на него накопилось столько жалоб и рапортов, что было принято решение – сместить его с этой должности. Он со своей работой не справляется. Показатели работы служб постоянно падают, за то растет уровень преступности и злостных нарушений.
– Я, конечно, благодарен тебе Алексей Иванович за доверие, но смогу ли я?
– А у тебя что, образования не хватает или хватки и опыта мало? По - моему здесь у тебя все в порядке. На месте разберешься что к чему. К коллективу присмотришься. Себя покажешь,– ухмыльнулся генерал.
– А почему именно я?
– Игорь Ильич тебя рекомендовал. У него в колонии за два года снизились показатели преступности, а так же серьезных нарушений режима содержания. Да и слава о тебе идет, как со стороны администрации, так и со стороны самих заключенных.
– Когда это мнение осужденных бралось во внимание,– скептически заметил Василий Семенович.
– Ну, ты не приуменьшай своей заслуги, тебе больше подходит должность начальника ПВР , чем шефа оперчасти.
– Но Вы же прекрасно осведомлены о моих либеральных взглядах. Как Вы под боком потерпите такого работника, я ведь могу тоже снизить показатели работы учреждения.
– Ну, например, в отличии от предыдущего начальника управления Зыкова, я тоже более либерален и доводить до состояния волнений и бунтов заключенных в нашей области, я не намерен. Ты слышал о бунте в ИТУ-2? В ту пору начальником там был Серебров.
– Да-да, конечно припоминаю, мне пришлось подключать свой оперативный отдел к расследованию некоторых преступлений, связанных с волнениями в этой зоне.
– Так что, Василий Семенович, принимаешь должность?
– Принимаю,– твердо заявил Бортников,– но сразу предупреждаю, что моя воспитательная политика идет вразрез с нынешней и мне потребуется принятие кое - каких мер.
– Ну, не объявишь же сразу амнистию заключенным и не откроешь на-стежь ворота,– усмехнулся Зубрицкий.
– Нет, в этом плане все будет спокойно.
– Тогда получай хозяйство,– генерал пододвинул ему стопку бумаг,– изучай обстановку, ознакамливайся и с понедельника приступай к работе. Если возникнут вопросы, звони. Решим. Время на выправление ситуации даю сжатое, потому стружку с тебя начну снимать уже с той недели.
Василий Семенович удивленно вскинул брови.
– Шучу-шучу! Действуй!

Начиная свою трудовую деятельность на новом месте, Бортников собрал в актовом зале всю администрацию колонии, включая и начальников охранной службы.
Слух о новом руководителе никак не обрадовал собравшихся, они прекрасно понимали, что представляет собой человек, ранее работавший в КГБ. Тем более имевшего репутацию неподкупного и безкомпромиссного служащего. Но после знакомства с ним и его вступительной речи многие изменили свое мнение, сложенное ими только на слухах о его хитрости и коварстве.
– Товарищи,– обратился он к присутствовавшим в зале,– сразу хочу вас успокоить, никого заставлять писать заявление о переводе и увольнении я не буду. И не нужно вытягиваться передо мною по "струночке". Может быть, в процессе нашего сотрудничества что - нибудь и изменится в общей работе, но только постепенно. Начальники частей остаются прежними, пока перестановок и рокировок производить я не намерен.
Добавлю только одно, я хочу создать в этом учреждении сильную команду, которая должна, и обязана справиться со своей задачей, а она у нас одна - это наше стремление и умение в том, чтобы осужденный, направленный к нам в колонию на исправление не потерял свое истинное, человеческое лицо. Я буду требовать от всех исполнения долга и применение в своей работе только высоких моральных показателей.
На следующий день, Бортников отдал распоряжение, чтобы произвели общее построение осужденных на центральном плацу и включили громкоговоритель.
– Граждане осужденные,– обратился он к ним,– я назначен новым начальником колонии. С этого дня я буду вашим родным "отцом" до того момента, пока вы не покинете территорию этого учреждения.
По толпе пробежались смешки.
– Прошу обращаться ко мне "Василий Семенович", а не гражданин на-чальник или "гражданин - хозяин, барин" Опять по рядам заключенных пробежал смех, только еще громче.
– Зона, как вы ее привыкли называть, в скором времени должна стать показательной…
–Ууууу! – пробежался возглас по рядам осужденных.
– Показательной в том плане, что мы должны превратить ее в цветущий сад, не только вокруг себя, но и внутри каждого из вас. Многое нам вместе с вами придется изменить. Я не собираюсь ломать ваши мнения и устои через колено. Я не хочу в данной ситуации менять ваших убеждений. Пусть каждый из вас поймет и усвоит для себя, что свободомыслящим людям я не стану делать препятствий, диалог на равных, я вам гарантирую. Но и задирать нос вам не позволю, ибо только взаимоуважение дает вам право держать себя, как подобает нормальным людям.
– А как на счет кумчасти и режимки, они останутся прежними? – раздался вопрос из строя.
– Все неправильные и незаконные методы воздействия на вас, будут не-медленно пресекаться. Вы вправе подать мне жалобу. Заверяю вас, я обстоя-тельно разберусь в этом вопросе.
– Ага, а потом нас за ушко и на солнышко! – пошутил кто - то из заключенных.
– Я еще вам раз говорю, если вы, не боясь, доведете до моего сведения о неправомерных действиях сотрудников колонии, я даю вам слово офицера, что разберусь в вашем вопросе объективно и только с положительным результатом. Завтра с утра я жду всех желающих в своем кабинете и прошу вас учесть - это не доклад "куму" а открытая форма общения осужденного с начальником учреждения.
– А может быть, Вы сегодня начнете с наведения порядка? – с сарказмом произнес парень и на два шага выдвинулся вперед.
– Говори, мы все тебя слушаем,– ответил Бортников.
– Сегодня суббота, в зону привезли фильм " Золото Маккенны", мы все так надеялись его увидеть, а командиры из охранного подразделения забрали его у нас и показывают солдатне.
– Что происходит? – обратился полковник к начальнику РиОР,– разберись и чтобы сейчас же фильм доставили в клуб.
– Солдаты уже смотрят его.
– Пусть досматривают сеанс и чтобы кино сегодня показали всей колонии. Это мой приказ.
Заключенные одобрительно зароптали, услышав, как "хозяин" отдал распоряжение на счет фильма.
– А как дело будет обстоять со столовой? Нас просят работать в третью смену, а ведут пожрать только утром,– послышался вопрос.
– Я немедленно отдам распоряжение и тем, кому требуется пища, ее принесут на рабочие места.
Опять одобрительные возгласы прошли по рядам заключенных. И посыпались вопросы:
– А как на счет бани, почему мы не можем мыться чаще, а только один раз в неделю?
– А прожарка будет? А - то вши зажрали совсем.
– А почему нельзя к другу сходить в соседний отряд?
– Нам не дают садиться на постели в верхней одежде, сделайте нам тогда столики и стулья.
– Нас заставляют снимать сапоги в холле, чё нам до секции босиком шлепать?
– А когда нормы на работе сократят? Уже не впродох!
– А меня незаконно свиданки лишили.
Заключенные уже переступили очерченную линию и подошли чуть ли не в плотную к начальнику колонии.
Василий Семенович отметил про себя: "Так, раз пошли смелые вопросы, значит, заключенные поверили мне и станут доверять, но думаю, что не сразу. Так намного лучше с ними будет вести доверительные беседы. Он поднял руку и сказал в микрофон:
– Я же сказал, завтра с утра милости просим ко мне в кабинет. И не надо бояться, что вас зафиксирует оперчасть и потом начнется ущемление ваших прав. Я обязательно помогу вам, но и вы в свою очередь не забывайте поглядывать на информационные щиты, там черным по белому написан внутренний распорядок учреждения. Режим еще никто не отменял и анархия еще не наступила. На этой добродушной волне он закончил свое первое, коллективное общение с осужденными.
Он перехватывал периодически недовольные взгляды некоторых сотрудников колонии. Ироническая ухмылочка начальника РиОР, майора Бубенцова совсем не понравилась Бортникову.
"Ну, ничего, мне не в первой созерцать на эти "улыбочки", посмотрим, как он будет ухмыляться после того, как я преподнесу ему кое - что. Это первый кандидат на увольнение, тем более факты известные мне, говорят не в его пользу.
На следующее утро, хотя это было воскресение, Василий Семенович находился в штабе на втором этаже в своем кабинете.
Выждав время, он поднялся со стула и открыл дверь. В коридоре никого из заключенных не было.
"Так понятно, запугали. Осужденные боятся идти на беседу и видимо по двум причинам: первая – блатные предупредили мужиков, если кто сунется к "хозяину" того объявят стукачом. Второе – Режимно - оперативная часть через блатных навязывает свою волю и не дает соприкосновения с начальником колонии. Ладно, хорошо! Пойдем другим путем.
Он поднял трубку внутреннего телефона и вызвал к себе ДПНК. Через несколько минут к нему в кабинет вошел майор Скворцов.
– Кто из оперативников сегодня дежурит?
– Начальник оперчасти майор Крымов.
– Найди его и передай мой приказ: через полчаса в клубе, чтобы он собрал с каждого отряда по блатному. Скворцов, ты понял, что от тебя требуется?
– Да товарищ… Ой извините Василий Семенович. Мне тоже вас называть по имени отчеству? Бортников усмехнулся и ответил:
– Как хочешь, так и обращайся, я не в претензии.
ДПНК ушел выполнять приказ. Через тридцать пять минут зазвонил телефон и дежурный оперативник доложил, что осужденные собрались в клубе.
Бортников приказал всем сотрудникам выйти из клуба и запереть двери на ключ. Служащие с недоумением посмотрели на начальника, но подчинились. Двадцать семь человек были приведены на разговор с Василием Семеновичем.
– Итак, пенки лагерного сообщества, сегодня будем с вами тесно знако-миться. Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор останется в пределах этих стен. Хочу вас сразу же предупредить. Если только кто - то из присутствовав-ших здесь проронит за дверью клуба хоть одно слово, то я вынужден буду объявить вас "сороками", а не главными управляющими в отрядах. Я знаю, что оперчасть будет вас ломать, допрашивать и выжимать из вас достоверную информацию. Я сам - оперчасть и потому даю вам заверение, что с моей стороны вы найдете поддержку. Хочу услышать от кого - нибудь правдивые объяснения. Почему ни один заключенный не пришел сегодня ко мне на беседу?
Блатные пока молча наблюдали за полковником.
– Хорошо, поставим вопрос по - другому. Кто в лагере из блатных работает на оперчасть?
Возгласы возмущения прокатились по рядам.
– Гражданин начальник, не по делу на нас наезжаете, мы уважаемые люди и никто из нас на кума не пашет.
–А тогда почему вы боитесь?
– Никого мы не боимся. Вы нам объясните, а какая разница, что вы, что кумчасть, один хрен.
– Хрен - то может и один, да вот начинка разная, – ответил шуткой Бортников,– буду с вами говорить начистоту. Мне необходима ваша поддержка в плане наведения порядка в отрядах. Да-да! Именно поддержка! Начальник посмотрел на недоуменные физиономии блатных.
– Я знаю обстановку в колонии не хуже вас: и все ваши передвижения, ваши возможности получать грев со свободы и очень - очень многое другое, что вам даже не снилось. Так что не нужно делать "умные" лица и говорить, что вы все чисты перед мужиками.
Василий Семенович достал из портфеля папку и, демонстративно раскрыв ее, вытащил листы, видимо каких - то документов.
– Я не собираюсь обнародовать данные на каждого из вас, которые напечатаны здесь. Отложим это мероприятие до лучших времен и сохраним конфиденциальность. И он убрал назад в портфель чистые листы бумаги. Возможно, кое у кого из собравшихся вспотела спина от такого заявления и они украдкой вздохнули с облегчением, после того, как "хозяин" отложил портфель.
– Итак, начнем доверительную беседу.
– Начальник, а что ты хочешь от нас услышать? – задал свой вопрос Селиверстов - предводитель блатных второго отряда.
– Кто мне ответит из вас. Какова общая обстановка в колонии? Что собой представляет в ваших глазах администрация? Кто возьмет на себя смелость и вопреки мнению служб выскажется.
– А мешок с вещами дашь собрать, начальник, перед тем как меня угреют в Шизо,– сказал все тот же Селиверстов.
– А ты ничего не нарушил! И твое свободное высказывание в адрес администрации меня нисколько не смущает. Только попрошу следить за чистотой речи. Заключенные заулыбались.
– Ну, хорошо! Гражданин начальник.
– Можешь по имени и отчеству.
– Да нет, мне так удобнее. Если сегодня после этого сходняка меня не за-кроют на кичу, то я точно могу сказать, что в зоне что - то меняется к лучшему с твоим приходом. Смотрю я на вас на ментов… Он выдержал паузу и, не встретив возражений, продолжил:
– А чем вы лучше гестаповцев?
– О-о! Серьезное сравнение. И чем ты обоснуешь такое обвинение?
– А начну с того, что творится в режимке . Одно время в старых бараках завелись крысы и мыши. Мы потребовали, чтобы их вытравили. Вреде по началу помогло, но потом эти "оборзевшие твари" научились жрать отраву и им не по чем. В зале раздался смех.
– Через разрешение начальницы санчасти нам дозволили завести по три кошки на отряд. Все бы ничего, да кошки плодиться стали. Режимникам стало не в жилу: " Мол, живут как дома, кошаков себе завели" и решили выловить всех котов. Мы - то допустим, своих приучили при виде ментов прятаться, а вот в других отрядах плохо дрессировали, у них всех забрали.
Бортников слушал, ему было интересно, чем закончится рассказ Селиверстова.
– Начальник режимки Козлов заходит в отряд и зараза: "Кис - кис - кис!" И в мешок их всех. Мы на работе были, а дневальный с завхозом, что могут против режимников. Нам пацанам потом рассказали, что с ними этот придурок сделал.
Бортников поднял палец и показал, чтобы заключенный не переходил на ос-корбления. Тот кивнул.
– Козлов притащил первый мешок в кочегарку и приказал Петрухе-кочегару кинуть мешок в топку. Ну, тот взял и открыл печь и чувствует, что кто - то там шевелится и услышал, как в мешке замяукала кошка. Он отказался сжигать и положил мешок перед режимником. Козёл, мы так зовем его за глаза, взял и бросил мешок с кошками в топку и говорит:
– С сегодняшнего дня ты больше здесь не работаешь и ушел. А потом кошек стали приносить другие менты и повязочники сами их бросали в топку.
Ну не фашист - ли этот Козлов! Что, вспомнил Освенцим наверно, как его дед в крематории людей сжигал, – распалялся заключенный.
– Тише - тише, ты, что так разбушевался,– унял его начальник, – не нужно так бросаться оскорблениями. Я обязательно разберусь с этим делом и обещаю принять меры.
– Может еще чего горяченького подкинуть. А гражданин начальник,– с иронией произнес Селиверстов.
Бортникову было необходимо узнать, кто среди блатных окажется самым смелым и прямолинейным и, похоже, это место занял этот осужденный. Начальник заметил, что взгляды заключенных нет - нет, да сходились на Селиверстове, значит он имеет определенное влияние на окружающих.
– Продолжай,– сказал он спокойно.
– При шмонах, когда режимники и солдаты переворачивают все верх дном, пропадают не только запрещенные предметы, но и носки, майки, но и даже трусы. Забирают под "шумок" заварки рассыпного чая и альбомы с фотографиями. Да все метут короче. И что самое обидное - потом никто ничего не возвращает, а начнешь возмущаться, тебя за гриву и в трюм. Вот и все дела. Селиверстов сел, давая понять, что он закончил.
– Хорошо, я и с этим вопросом разберусь, а почему все - таки сегодня ко мне ни один осужденный не пришел. Кто запугал людей?
– А Вы не догадываетесь,– ответил другой осужденный.
– Ну, почему же не догадываюсь, боятся последствий со стороны Режимно - оперативной частей.
Бортников поднялся и продолжил стоя:
– Вот вы считаете себя первыми людьми в колонии и в отрядах, так ска-зать вторая власть после администрации. Но мне если честно сказать, не понятна ваша политика. Обратите внимание на то, что я сейчас вам скажу. В вашем понятии, человек, укравший из вашей тумбочки вещь или продукт - это кто?
– Крыса! Крысятник!– раздались голоса.
– А по людскому - это мелкий пакостник, воришка. Вот ты,– и Бортников указал пальцем на Селиверстова,– допустим, ты живешь со своими родителями. Отец твой держит кроликов и вот однажды ночью, кто - то взял и утащил у вас добрую половину вашего хозяйства. По - твоему, что он совершил?
–Да я ему падле сразу руки отломаю по самую майку.
– Но вы и здесь с ворами тоже самое делаете, наказываете по своему, унижаете. А ты не задумывался, что поступаешь точно так же, как и он, залезая к своему соседу в огород, в дом.
– Но здесь сидят не только воры,– а все подряд.
– Сейчас речь идет о воровстве. Значит, здесь этот человек называется крысой, а на свободе - честный и благородный вор. Я правильно понимаю?
– Воры разные встречаются.
– Что значит разные? Ты имеешь в виду категории или по определению. Вор в законе, карманник, мелкий несун.
Селиверстов понимал, что начальник подводит ему, выражаясь на жаргоне "Кое - что к носу", но не дать ответа, значит посрамить свое блатное звание на зоне - "смотрящий".
– Мы живем по тюремным законам, а значит, обязаны уважать воров и то, что ты пытаешься мне навязать прописано в ваших законах, а не в наших.
– А человеческие законы, по-твоему, не в счет?
– По этим законам нас и определили сюда.
– По уголовному кодексу и по определению суда. Не люди тебя заставляли воровать, а твои потребности и твое отношение к ближнему. Неправильно вы рассуждаете и совершаете поступки. Вор в вашем понимании должен только воровать, а как же все остальное? Грабежи, разбой, убийства, изнасилование. А вы знаете, к примеру, что воровской закон отвергает все то, что я сейчас перечислил. Настоящие воры на дух не переносят "мокрух, и "гопстопов", зачем им такая шумиха, они привыкли спокойно править.
– Но, тем не менее, сук на ножи сажают и будут сажать,– запальчиво произнес Селиверстов.
– Но прежде самим нужно оставаться людьми. Ты же готов оторвать руку тому, кто залезет в карман твоей матери или не дай Бог надругается над твоей девушкой, например. Так, где логика? Значит, одним ты прощаешь, потому, как ему положено воровать, а тот, кто не может защитить себя, ты готов его покалечить. А если вор в законе возьмет силой твою девушку, то выходит, ты должен уступить ее вору.
– Начальник, не грузи не по делу. Воры так не поступают.
– Ошибаешься. Для вора девушка, является фраершей, а значит должна быть безотказной. Если он ее заполучил, значит это его собственность.
– По нынешним законам вор может жениться и иметь семью.
– А ты знаешь,– Бортников прямо смотрел в глаза Селиверстову,– что для настоящих воров не существует двух законов, а новые воры идут в разрез со старыми понятиями. Вы еще молодые ребята, чтобы лезть в эти дебри, вам о семьях думать нужно, а не о сходках воровских.
– Мягко начальник стелешь, но я гляжу, жестко спать придется. Вот ты говорил вчера - диалог на равных. А если тебя снимут или твои же сослуживцы тебя "сожрут". На твое место придет другой, ты даже представить не можешь, какое "щемилово" начнется. Всех, кто с тобой беседовал на равных упрячут далеко и надолго. Я понимаю тебя, на свободе перестройка головы будоражит, а мы потом крайние останемся. Мне - то по барабану, я кичи не боюсь, а вот пацанам и мужикам придется не впродох.
– А ты и вправду не боишься последствий?
– В натуре!
– Тогда почему дал своим приказ, чтобы не пускать ко мне на беседу осужденных.
– Да потому - что кумчасть по зоне лютует, а нам эти напряги ни к чему. Знаешь начальник, как говорят: "Паны дерутся, а с холопов головы летят". Мы щас тебе подноготную на мерзопакость ментовскую выложим, а ты возьмешь и воспользуешься. Своим хвосты накрутишь, а они знай, свое, будут продолжать нас гнобить.
– Я вам на общем построении слово офицера дал, что не допущу со стороны своих сотрудников неправомерных действий.
Вам этого не достаточно?
Селиверстов скривил губы и пожал плечами:
– Ты первый такой попадаешься в моей жизни. Рад бы поверить, да черт вас ментов разберет, что вы в следующий момент выкинуть можете. Ну, ладно допустим, ты взялся навести порядок в своей конторе, а кто будет в нашей среде наводить?
– Вы сами и наведете, только не по воровским понятиям, а по людским.
– Начальник, ты смеешься, зона на корню красная, у тебя повязочников пруд пруди.
– А вот это отдельный разговор. Весь актив зоны снимет повязки и пойдет работать.
Все присутствовавшие зашумели, а кто - то даже присвистнул.
– Это как понимать?
– Время показало, что актив, состоящий из заключенных преобразовался и перешел из добровольного положения в принудительное.
Так и понимайте, а чем они отличаются от всех осужденных? Тем, что навесили на себя регалии и как по - вашему выражаются" качают красные права", подразделяя прослойки самодеятельных организаций. У нас исправительная система и прививать мы должны любовь к труду, а не к приспосабливанию. Большинство осужденных только и пользуются данными привилегиями, но как показал опыт, они не несут пользы, а тянут активную жизнь колонии в черный водоворот междоусобиц между самими же заключенными Легко находиться под крылышком у начальства, сиди себе на вахте, да дергай за рычаг, при открывании дверей. Для этого образования не нужно. Пусть они работают на производстве и честным трудом зарабатывают себе на кусок хлеба, а так же на досрочное освобождение.
– Правильно начальник, такой "жук" и на воле не станет работать,– раз-дался разумный возглас.
– И что? Можно им по башке настучать?– выкрикнул кто - то.
– Какие вы право шустрые, как электро - веники кухонные,– пошутил начальник колонии,– вот тогда ребята, меня точно снимут с должности. Нет, я хочу, чтобы между вами наступило перемирие.
Заройте топор войны. Я обещаю вам, что ни один из активистов не станет вам врагом. Я с ними тоже проведу беседу и мой заместитель по ПВР сделает все возможное, чтобы все осужденные в колонии имели одинаковый статус.
– А как же пидоры!?
– Вы имеете в виду обиженных?
– Ну, да! Ты что нас за один стол посадишь?
– Ребята, не городите чепухи. Я прекрасно знаю ваше отношение к опу-щенным и "ломать " ваши порядки я не собираюсь.
– Тогда о каком одинаковом статусе идет речь.
– Человеческое обращение, труд и желание перевернуть свое сознание, направляя его в атмосферу любви и уважения к ближнему. Вот что я имел ввиду, подразумевая одинаковый статус. Чтобы среди вас не было диктата от сильных сторон и учинение бесчеловечных разбирательств.
– Иными словами, ты начальник нам предлагаешь жить в мире и согласии с петухами, барыгами и козлами, которые скинут с себя повязки,– обратился к нему Селиверстов. – А ты не думал, что нам - пацанам есть, за что их не прощать. Они, как ты говоришь, тоже были когда - то одинаковые по своему статусу с нами, пока не надели повязки. Мы выходит, свою идею не предали, а они "перевертыши" захотели и накол сесть и рыбку съесть.
– Но ведь и ваша идея двояка. Вы позволяете себе заниматься узаконен-ным грабежом и поборами. По вашим тюремным канонам вам - блатным разрешено собирать в общак чуть ли ни с каждого заключенного. По крайней мере на общем и усиленном режимах вам это не претит. Вы же не воруете и не занимаетесь криминальным делом, чтобы с этого пополнять вашу кассу, вот и выходит, что вынужденные поборы у вас в порядке вещей.
– Общаковый сбор - это дело добровольное.
– Между нами говоря, парни, не "гоните мне дуру", не зная о ваших по-рядках я бы ни за что не заводил этих разговоров, так что давайте сейчас будем решать вопрос о наведении порядка в отрядах, бригадах и по всей колонии в целом.
– А если мы не согласимся на твое предложение,– сказал Селиверстов.
– Я пришел с вами поговорить начистоту и как видите, протягиваю вам руку помощи. Вы можете решить по - своему и продолжать пребывать в опасении, что Режимно - Оперативная части будут вас незаконно и принудительно заставлять выполнять требования, которые не прописаны в правилах и распорядках колонии. Будем считать, что наше учреждение переходит на самоуправление, в котором вы принимаете непосредственное участие. Помогая мне наводить порядок, вы сами поможете себе.
– А чем вы конкретно можете нам помочь сейчас?
– В первую очередь я приложу все силы, чтобы убедить заключенных, которые считают, что их тайная деятельность на благо оперчасти - это не показатель чистоты действия человека, а является аморальным поступком. В основу предательства заложены такие принципы, как ябедничание в раннем возрасте, наушничество и более зрелом возрасте - тайные кляузничества. Мое личное мнение, что человек, наделенный такими отрицательными качествами способен на более тяжкий поступок - это предательство.
– Нет, начальник! Ты действительно так думаешь или это слова,– произнес один из заключенных.
– Да, я убежден в этом.
– Ни чего себе, да ты начальник с правильным толком. А как же ты относишься к работе оперов - кумовьев? Кто же тебе даст разваливать работу кумчасти.
– Работа оперчасти должна основываться на доверии к людям. На то, как найти подход к человеку и дать ему понять, что его поступок может пойти в разрез с мнениями других людей. Иными словами, замышляя преступление, которое он пока не совершил, он еще может повернуть свои предполагаемые действия вспять. Это есть одна из форм профилактики правонарушений. Оперативные и режимные работники по долгу своей службы обязаны работать головой, а не плодить агентов с катастрофической быстротой, которые с легкостью предают своих соседей по спальному месту за то, что у них спрятана заварка запрещенного плиточного чая. Лично я не хочу, чтобы осужденные были мерзопакостными и малодушными предателями.
– Браво начальник! Таких слов из уст руководства зоны мне никогда не приходилось слушать,– повеселел Селиверстов. – Как же ты обуздаешь своих псов, они ведь приручены и обучены вашей системой и ломая эти традиции ты накличешь на свою голову беду.
– Ну, поправлю тебя, не псов, а работников исправительной системы. У нас у каждого своя работа и мы обязаны ее выполнять с честью. Для меня процент показателей снижения роста нарушений в колонии, это не просто сухие цифры, а трудный и назидательный труд.
– А я между прочим слышал о тебе начальник от своего пахана, он на строгаче сидит, что ты в той зоне, откуда пришел ни одного зека в изолятор не посадил,– сказал молодой парень.
– Так уж и не посадил!?
– Ну, да! Такой базар о тебе там ходит, отец мне в письме писал, что ты даже его отмазал от БУРа.
– А как фамилия твоего отца?
– Терехин Олег.
Василий Семенович вспомнил этого заключенного, им оказался тот, кто проигрался в карты и после беседы с ним и слова, данного Терехиным, что тот больше не будет играть в карты, Бортников его отпустил.
Он улыбнулся и сказал:
– Правильно, помню я его, было такое дело.
Кто - то из заключенных осмелев, спросил:
– Гражданин начальник, а тут слушок прошел. Вы правда работали раньше в КГБ.
Все притихли, ожидая ответа.
– Работал. По выслуге лет пришлось уйти на пенсию. Что - то ребята вы притихли, или государственные органы настолько страшны вам, что ваши языки онемели. Он опять улыбнулся, давая понять присутствовавшим в зале, что не прочь продолжать беседу.
– Гражданин начальник! Вопрос не по существу,– махнул рукой Селиверстов. Бортников разрешающе кивнул головой.
– А ты слышал что - нибудь о бунте в этой колонии десять лет назад.
– Не только слышал, но мне приходилось посылать оперативную группу для контроля за действиями некоторых подразделений внутренних войск. А почему тебя заинтересовал этот вопрос?
– Там, говорят люди погибли и много было покалечено.
– Хочу заметить, что не только со стороны заключенных были жертвы. Военные, усмиряя бунт, тоже потеряли людей. Что вас еще интересует по этому вопросу?
– А ты слышал о Дронове, он говорят, случайно попал на эту зону и перевернул здешние, красные порядки.
– Как выяснилось в последствие - не случайно. Начальники двух управлений были сняты со своих должностей, потому как вор в законе был направлен по предписанию именно в эту колонию, наводить порядок.
– Василь Семёныч!– обратился к начальнику другой осужденный,– а Вы как считаете, правильно сделал Дрон, что козлов и кумовских тихушников разметал по запретке?
– Ребята, я не оправдываю действия Дронова, потому как он был ответственен в то время за состояние в колонии среди своих сторонников, но если дать объективную оценку его действиям, он до последнего пытался урегулировать конфликт с начальством. С этим фактом я ознакомился, когда шло следствие. Трудно судить по материалам уголовных дел, да и давно это уже было, но мое мнение такое, руководству учреждения нужно было договориться с заключенными, а не доводить их до крайности. Я бы на месте начальника колонии искал компромисс, а не стал бы обращаться за помощью к войскам.
– Вас бы тогда уволили с работы,– раздалась реплика.
– За то, что сохранил бы жизни людям и предотвратил стихийный мятеж! Нужно иметь голову на плечах и соответствовать своей должности. Тем более спустя время разгорелся скандал по поводу продажности должностных лиц, которые попустительствовали в начальной стадии неповиновения осужденных.
– А правду говорят, что когда его привезли на больничку, Дрон остался жив, а потом его менты расстреляли без суда и следствия? – спросил кто - то из заключенных.
– Нет, неправда. Дронов был убит здесь в колонии и доставлен был в морг больницы уже с летальным исходом.
Василий Семенович обратил внимание, с каким живым интересом слушали двадцать семь человек о бывшем лидере уголовного мира. " Эх! Мальчишки, мальчишки",– подумал он, всматриваясь в лица этих ребят. " Не дай Бог вам попасть в такую мясорубку. Уж я - то точно, буду стараться изо всех сил, чтобы эти парни не хлебнули горя, которое довелось испытать многим осужденным в августе 1977 года".
Он поднялся, взяв свой портфель, направился к выходу из клуба, обернулся и сказал:
– После вас я соберу всех активистов колонии и проведу с ними беседу. С вашей стороны я жду лояльности к активу. Если вы хотите чтобы завтрашний день приносил вам позитивные эмоции, вы должны принять решение сейчас и здесь. Объясните и накажите остальным заключенным, что это необходимо в целях вашего же дальнейшего спокойствия. А в остальном прошу помалкивать, о том, что мы сегодня с вами обсуждали. И он постучал в двери.
С обратной стороны столпились люди в форме и увидев вполне бодрого и улыбающегося полковника, вздохнули с облегчением.