Творчество Евгения Евтушенко Опции Подписка на тему Сообщить другу Версия для печати Скачать тему Подписка на этот форум Режимы отображения Древовидный Переключить на: Стандартный Переключить на: Линейный

[Коpолева]

Е.А. Евтушенко
Людей неинтересных в мире нет!
Их судьбы - как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на неё.

А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.

У каждого - свой тайный личный мир
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все не ведомо для нас.

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали в сущности о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди...Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать!

[ольга в.]

ОБНИМАЮ ДЕРЕВЬЯ .

Я не пенкосниматель.
Я с детства — смешной обниматель:
обнимал я и маму,
и бабушек — Троицу-Богоматерь.
Обнимал своих дедушек в 37-м при аресте,
когда их увозили с моими слезами на лацканах вместе.
Обнимал я отца,
от которого пахло духами не мамиными,
и наследство его приумножил грехами немаленькими.
Но когда обнимаю я женщину,
снова краснею,
ибо, как в первый раз,
я не знаю, что делать мне с нею.
Я себе напридумывал много дурацких занятий.
У жены тоже заняты руки.
Ей не до объятий.
Но недавно,
разгвазданный вдрызг сам собою в запарке
еле плелся я в парке,
не в силах бежать, как верблюд в зоопарке.
И какое-то нечто
толкнуло меня к вековечному дубу,
и ему я по-детски
шепнул что-то вроде: «Я больше ну буду…
Мое сердце ослабло на треть,
но оно ведь еще не пустое.
Не позволь мне пока умереть…
Я еще умереть недостоин!»
И я, майку задрав,
сердцем вжался в извилины мудрой коры
и в царапающую шероховатость,
и морщины, могуче добры,
внутрь вобрали мою виноватость.
Мне вошло что-то внутрь,
и мгновенно исчезла одышка.
Стал я —
собственный внук.
Стал —
обнявшийся с жизнью мальчишка.
Я навек обниматель опять!
Мне,
избавленному от старенья,
есть всегда, что обнять.
Ну, хотя бы деревья!
Я к любви продираюсь, как будто в тумане,
сквозь непониманье,
сквозь обман на обмане,
безлюбье и безобниманье.
Обнимаю деревья,
как всех неразлюбленных мною любимых.
Обнимаю деревья,
как будто друзей моих невозвратимых.
Обнимаю деревья,
как будто врачей, принимавших детей моих роды,
а теперь принимающих новые роды меня!
Обнимаю все в мире народы!
Обнимаю сибирские сосны,
платаны, секвойи
и баобабы.
Ты с другой стороны обнимать их, наверно, смогла бы,
чтоб сомкнули мы руки, а в этом — такая свобода! —
чтобы знать мы не знали,
где мы,
где — природа.
2003

Заклинание

Весенней ночью думай обо мне
и летней ночью думай обо мне,
осенней ночью думай обо мне
и зимней ночью думай обо мне.
Пусть я не там с тобой, а где-то вне,
такой далекий, как в другой стране,—
на длинной и прохладной простыне
покойся, словно в море на спине,
отдавшись мягкой медленной волне,
со мной, как с морем, вся наедине.

Я не хочу, чтоб думала ты днем.
Пусть день перевернет все кверху дном,
окурит дымом и зальет вином,
заставит думать о совсем ином.
О чем захочешь, можешь думать днем,
а ночью — только обо мне одном.

Услышь сквозь паровозные свистки,
сквозь ветер, тучи рвущий на куски,
как надо мне, попавшему в тиски,
чтоб в комнате, где стены так узки,
ты жмурилась от счастья и тоски,
до боли сжав ладонями виски.

Молю тебя — в тишайшей тишине,
или под дождь, шумящий в вышине,
или под снег, мерцающий в окне,
уже во сне и все же не во сне —
весенней ночью думай обо мне
и летней ночью думай обо мне,
осенней ночью думай обо мне
и зимней ночью думай обо мне.

1960